Игорь Тихорский - Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]

Эх, врезал я одному, а второй успел мне бутылкой по голове… Очухался в отделении. Отпустили, но предупредили… После этого случая в квартире я практически не был. Пил все больше в одиночку. А где, даже не помню… Дошел совсем. Вот и сдался сюда, в «скворечник»… Вот, собственно, и все.

— Понятно. И давно ты здесь?

— Третья неделя пошла. Да в чем дело-то?

— Ты Семенова Михаила Михайловича помнишь?

— Кто такой?

— На Малом проспекте Васильевского жил, у тебя какие-то дела с ним были.

— Плохо помню. Вернее, не хочу вспоминать.

— Убили его.

— Да я с юности его не видел. И думать забыл.

— Убийца твоим именем назвался, когда пришел к нему.

— Вот те на! Вы его взяли?

— Еще раз, Вова: я на пенсии. А розыск убийцу не взял. Меня по старой памяти просят помочь. Вот я и хожу, беседую.

— Не знаю, Евграф Акимыч, вряд ли чем могу помочь. Плохо соображаю, честно говоря. Все Чечня в башке… В питерские дела не врубаюсь…

— Давай помаленьку, да все своим чередом. Первое дело, как положено, выясним, почему убийца назвался твоим именем, а для этого, не обижайся, надо знать точно, когда ты сюда, в больничку, прибыл и не отлучался ли ненароком?

— Отсюда отлучишься, как же! Алкаши безвылазно сорок пять суток как минимум сидят. А поступил я ровно шестнадцать дней тому назад, то есть… двадцать пятого февраля сего года. Когда убили Михалыча?

— Одиннадцатого марта. В ночь с субботы на воскресенье. Ты в домашний отпуск не просился?

— Просился, не пустили. Говорят, две недели — не срок. Не отошел еще. У меня, между прочим, чтоб вы знали, не просто запой, а… — тут Демидов сделал многозначительную паузу и поднял вверх палец, — «реактивное состояние…»

— Сильно, сильно, Вова. Пойдем дальше. Когда ты имел дело с Семеновым? И что за дела вас связывали? Ты ведь сел из-за него вроде. Во всяком случае, на следствии так говорил.

— Ох, Евграф Акимыч! Давно это было. Мальчишкой был — семнадцать лет, мечтал самостоятельным стать, от родителей не зависеть, вот Михалыч и захомутал. Меня, помнится, с ним дружок познакомил — Валера Лушин. Он постарше был, уже девятнадцать исполнилось, начал потихонечку покуривать. Давал мне попробовать — понравилось. А денег нет. Вот Валера и говорит: «Познакомлю с одним человеком. Капусты — как грязи. На чем делает, неясно. Знаю только, скупает старинные часы, ремонтирует, продает. Будешь мне помогать». Помнится, я у него спросил: шибко опасные дела делать? Он засмеялся: «Да нет, — говорит. — В основном „принеси, унеси“». Опасался я, конечно, но решил попробовать. В общем, действительно, ничего особо криминального не было. Время от времени давал пакетики небольшие или побольше, говорил адрес, и я относил. Пару раз не выдержал, аккуратно развернул, посмотрел. В одном было пять часов ручных, в другом — одни, на первый взгляд старинные, я такие в музее как-то видел на бюро княжеском или графском. А за каждый такой поход платил он мне червонец — по тем временам для юнца деньги немалые. И кроме того не раз он мне помогал, инсулин для отца давал бесплатно, сверх той нормы, что отцу было положено. А по поводу тюрьмы… Сомнения у меня до сих пор остаются. Но кто знает, может, и зря на него думаю.

— Ну, расскажи подробнее, ничего не пропускай, может, до чего-нибудь додумаемся.

— Так ведь дело обычное. Понес очередную посылочку от Михалыча. Хозяин встретил вальяжный, одет богато, пригласил в квартиру, чайком угостил, предложил заморские напитки. Я соблазнился, решил попробовать. Сначала джину он мне налил, потом виски. Закосел я. Тут он ко мне стал лезть, лапать начал. Я перепугался сначала, потом озверел, шарахнул его хрустальной пепельницей. Он упал, кровь на морде. Я, естественно, сделал ноги. Думал — убил. Позвонил Лушину, тот говорит: «Я не знаю, куда тебя спрятать, но у Михалыча где-то на Псковщине дом есть. Только сказать ему надо». Михалыч, конечно, говорит: «Давай, езжай!» Поехал. Полтора месяца просидел там. Валера приказывает: «Давай, — говорит, — возвращайся, Михалыч обещал все уладить».

Приехал в Питер.

Позвонил мне Михалыч. «Приходи, — говорит, — к двадцати трем часам в ДК Урицкого на ночной сеанс. У кассы встретишься с человеком. Толковый юрист. Он к тебе сам подойдет. Поговоришь, расскажешь, как было дело. Он все уладит».

Я пришел без пяти одиннадцать. Подошел к кассе. Последний сеанс начинался в двадцать три десять. Стою. В двадцать три часа входят двое парней. Повязали, как положено. Потом, уже на следствии, узнал, что хмыря того кто-то пришил. Я-то знал, что после меня. Мне не поверили. Кто-то подставил элементарно. Убийцу не нашли. А взяли меня. Как малолетке за непредумышленное дали семерку. Но отсидел три года, вышел по амнистии.

— А Валера Лушин?

— А что Валера? Он тоже в этом деле ни при чем оказался. Кстати, скоро с катушек сошел. На иглу сел. Потом в больнице лежал. Потом они с другом чуть таксиста не замочили и оба сели. По-моему, Лушин до сих пор сидит. Восемь ему дали. Это уже было после того, как я вышел и в армии служил.

— А друг его? Кстати, как его звали?

— Звали его Владом, фамилию не помню, что-то вроде как майор Пронин…

— Володя, а кто еще знал, что ты должен в ДК прийти к 23 часам?

— Какое это имеет значение? Мало ли при ком Михалыч говорил по телефону. Да и слушать мог опер какой-нибудь. Кстати, так Михалыч и объяснил, когда я из зоны вернулся.

— Ну, давай, Володя, отдыхай. Нервишки тебе здесь подлечат, оклемаешься. От нечего делать бороду отпусти, она тебе, пожалуй, пойдет. Солиднее будешь выглядеть.

— Бороду я в Грозном отпустил, Евграф Акимович. Там бриться было некогда. Да уж больно неприлично она у меня растет. Клочками черно-рыжими какими-то. Я ее еще в поезде сбрил.

— Набирайся силенок, Володя. Жить да вкалывать надо. Погани всякой развелось много. Думаю, выйдешь, снова в ОМОН вернешься. Эта работа как наркотик. Раз попробовал, вряд ли удастся бросить. Счастливо тебе.

Когда за Демидовым закрылась дверь отделения, Евграф Акимович зашел к зав. отделением, спросил, мог ли Демидов выйти каким-нибудь образом без разрешения.

— Не мог, — решительно сказала Вера Васильевна. — Правда, мне сестры говорили, что спрашивал одежду у них, хоть спортивный костюм, просился выйти погулять, до магазина добрести за сигаретами. Но никто же ему не даст.

— А если бы вдруг какая сестричка влюбилась и выпустила на пару часиков?

— Так она бы уже здесь не работала, — так же решительно заключила Вера Васильевна.

На том визит сыщика в психбольницу и завершился.

На следующий день Евграф Акимович позвонил знакомому следователю Юрию Николаевичу Зуеву в Горпрокуратуру, просил ради старой дружбы навести справки о Валерии Лушине и Владе то ли Пронине, то ли Папорине. В ответ на недоумение Зуева, мол, кто такие, какого года рождения, где прописаны, Евграф Акимович лишь сказал:

— Должны были проходить по разработке Семенова-Алхимика в 1987 году, возможно, по делу Демидова о непредумышленном убийстве. Затем были осуждены за убийство шофера такси.

В час дня позвонил Вячеслав Батогов, доложил, что вернулся из заморских краев, спросил, не нужен ли.

— Нужен, Слава, очень нужен, — ответил Евграф Акимович, — но поскольку я нынче заделался частным сыщиком, не знаю, как тебя заполучить. Буду звонить начальству.

Разговор с прокурором города оказался на редкость простым. Он быстро согласился откомандировать Батогова в распоряжение Василеостровского РУВД для работы по делу об убийстве Семенова.

Таким образом, Вячеслав через пару часов уже сидел у Стрельцова.

— Как съездил, не спрашиваю, а нужен ты мне позарез.

— Как съездил, не докладываю, — отпарировал Батогов, — а только рад душевно новому раунду нашей совместной борьбы с представителями мира тьмы.

— Шутом был, шутом остался, — констатировал Евграф Акимович и продолжал: — Вот что: перво-наперво надо нам с тобой автомобиль истребовать у частников.

— Как не фиг делать, — ответил Слава. — Звоните и обрящете.

Евграф Акимович набрал номер Бахарева. Тот согласился дать в распоряжение Стрельцова «девятку» без водителя.

— Именно без водителя, батенька, именно без водителя, — подтвердил Батогов. — За шофера буду я сам. Лишь бы доверенность на машину была.

Еще через час прислали машину, а через полтора часа, когда Слава успел рассказать о своем путешествии в Штаты, позвонил следователь Зуев.

— Значит так, Акимыч. Лушин сидел за Уралом. В 1992 году у них в колонии был бунт, во время которого сбежало тридцать два человека. Двадцать шесть поймали, трое были убиты во время задержания. Трое, в их числе Лушин, до сих пор в розыске. По нашим данным, в Питере не появлялся. Владислав Дмитриевич Панарин отсидел полностью пять лет в Металлострое, проживает на Ленинском проспекте, работает шофером в ТОО «Дубок».